Дмитрий Бондаренко: Режим ведет себя, как серийный убийца

18/09/2014

Похищения политиков, взрывы в метро и на концерте 3 июля — звенья одной цепи.

Прошло ровно 15 лет со дня исчезновения Виктора Гончара и Анатолия Красовского. Правды о похищении мы так и не узнали. 16-го сентября 1999 года политик Виктор Гончар и бизнесмен Анатолий Красовский пошли в баню, и их след исчез навсегда. Анализ собранных по делу доказательств дает основание полагать, что Гончар и Красовский были насильственно похищены по политическим мотивам, а к их похищению причастны высшие должностные лица Беларуси. В этом году истекает срок давности для расследования уголовных дел пропавших Виктора Гончара, Анатолия Красовского и Юрия Захаренко. Почему власти не хотят этого делать?

Про это «Белсат» поговорил с бывшим политзаключенным и координатором «Европейской Беларуси» Дмитрием Бондаренко, который пришел в студию телеканала прямо с акции солидарности.

— Добрый вечер!

— Добрый вечер, Дмитрий! Вы только что вернулись с акции солидарности. Не кажется ли вам, что все меньше людей помнит про тех погибших? Все-таки прошло 15 лет.

— Самое главное, что помнят родные и близкие наших лидеров, которые были похищены и убиты. Я знаю Ирину Красовскую, ее дочек. Я знаю Светлану Завадскую. Я знаю, что для близких — это боль, которая не проходит. Я знаю, насколько для них важно, что про их мужей, сыновей, отцов помнят другие люди. Для них очень важно, что такие акции проходят и в Беларуси, и за границей. Сегодня кроме Варшавы акция прошла в Эйндховене. Как раз дочка Анатолия Красовского Лера Красовская ее проводила. В Эйндховене есть четыре дерева, которые посвящены похищенным белорусам. Они являются местом, куда их родственники могут прийти, как на могилу, потому что ее нет.

— Это очень тяжело, когда некуда прийти, негде поплакать. А что сейчас остается семьям? Делают ли они какие-то попытки добиться справедливости?

— Безусловно делают. Я знаю, что Ирина Красовская много внимания уделяет этому делу. Для нее это дело жизни, для ее дочек, семьи Захаренко, семьи Карпенко Геннадия, который не был похищен, но в тот тяжелый 1999 год внезапно умер от очень серьезной неизвестной болезни. Я знаю, что семьи борются. Светлана Завадская многое делает. Я думаю, что и семья Виктора Гончара также прикладывает усилия. Но что сделаешь? У нас диктатура. И естественно власти не хотят расследовать эти дела.

— Согласно нашим правозащитникам, близкие и родственники погибших делали заявления, чтобы эти дела в прокуратуре объединили, чтобы они шли одним делом. Но власти им упорно отказывают. Было бы ли это свидетельством, что это умышленные похищения и убийства?

— Власти в сложной ситуации. Когда они как-то остановили расследования — родные получили доступ к уголовным делам. Информация оттуда вышла. Тогда мы узнали про Лопатика, про то кому принадлежит кровь, которая была найдена на месте похищения. А с другой стороны, не могут и закрыть дела. Поэтому ситуация остается подвешенной. Я хотел бы напомнить, что сегодня не только 15-я годовщина исчезновения Гончара и Красовского. В этом году 10 лет как Христос Пургуридис, спецдокладчик Совета Европы сделал свой известный доклад, в котором фактически сделал выводы, что высшие белорусские власти причастны к похищениям этих людей, что скорее всего они убиты, и также сделал выводы, что белорусские власти всяческим образом мешают справедливому расследованию этого дела. Из-за того, что Христос Пургуридис грек, киприот, в глазах Лукашенко он был своим человеком, православным. Но Лукашенко не знал, что его брат в свое время был также похищен и убит греческой хунтой. Для него это было дело чести. И он сделал это, подготовил юридический документ, утвержденный Советом Европы. Но во время очередной либерализации 2008-2009 годов это дело снова было положено под сукно.

— Возможно, когда-то это станет основанием для честного расследования этого дела?

— Знаете, есть действительно белорусские герои. Это люди из милиции — тот же полковник Алкаев, следователи Случек, Петрушевский. Эти люди сделали очень серьезные шаги, рискуя своей жизнью. Они дают информацию — кто, когда и где убил — ее достаточно, и она просто ждет своего времени, и этот суд обязательно произойдет. Исполнители никуда не денутся.

— То есть срок давности условный. Это срок давности по сегодняшнему законодательству и для сегодняшних властей. Фактически для общества, для близких, к тому времени, как будет проводиться расследование, он не будет действовать. Это можно сравнить с преступлениями нацизма? Этого семьи и добиваются, чтобы переквалифицировать эти преступления в ранг преступлений против человечества.

— Белорусские власти отказались подписать конвенцию о насильственных похищениях. Ирина Красовская многое делала в этом направлении, чтобы была принята конвенция ООН по насильственным исчезновениям. Белорусские власти, отказавшись подписать эту конвенцию, частично признали этою вину.

— Мы сегодня вышли на улицы Минска и поспрашивали, помнят ли люди похищенных. Показательно, что молодежь меньше знает, чем взрослые люди.

— Да. Для меня это также очень близкое дело, потому что я лично знал Виктора Гончара и скажу, что в то время в августе, сентябре мы активно контактировали. Он даже меня приглашал в ту баню. А события, кстати, произошли на улице Фабричной. Я родился на этой улице и жил там 18 лет. Я ходил в эту баню сам. Это буквально 150 метров от моего дома. Это первое. А второе — в фильме Павла Шеремета «Дикая охота» я узнал, что последним человеком, который видел Красовского и Гончара — это была жена моего двоюродного брата. Мы не очень часто контактировали, но я узнал это из фильма «Дикая охота».

— То есть, есть живые свидетели?

— Я говорю о том, что все мы связаны с делами похищенных. Это дело нашей чести, когда мы выходим на акции солидарности.

Я призываю сегодня людей сделать простые вещи. Помолиться за умерших. Помолиться за то, чтобы Господь помогал семьям этих людей. А если есть возможность, вы можете поддержать семьи, людей, которые организовывают акции солидарности. И это будет наше спокойное активное действие.

— Как вы считаете, можно ли дело Олега Бебенина поставить в один ряд с теми людьми, которых мы сегодня вспоминаем?

— Безусловно! Кстати сегодня Андрей Санников стоял с портретом Олега Бебенина. Я скажу, что солидарность белорусов и мужество белорусских милиционеров, которые начали расследовать это дело, на определенное время остановили убийства. Но власть носит уголовный характер и не может, как серийный убийца, отказаться от этого метода. В определенной ступени в 1999 году Лукашенко боялся, что ситуация может измениться. Она была не в его пользу после кризиса 1998 года. И 2010 год для него выл также решающим. Он очень не хотел, чтобы на выборы шел Санников. Поступали угрозы в сторону Андрея, его семьи. И убийство Олега, я в этом уверен, было предупреждением Санникову — не идите на выборы.

— То есть, этот эскадрон смерти есть и сейчас?

— Есть, я даже сидел в одной из белорусских тюрем больше месяца с одним из спецназовцев, который был причастен к эскадрону смерти. У него был срок 17,5 лет. На тот момент он отсидел уже 7,5 лет. Я не буду называть его фамилию, но он мне говорил (немного с угрозами), что еще до этого они тренировались на уголовниках. Около 30 человек было убито в Беларуси и за ее пределами. Причем самыми разными способами. Как прямое убийство, так и человек падал на рельсы в метро в Киеве, попадал в автоаварию. Они действуют. И в отношении к уголовному миру эта практика не останавливалась.

— Подтверждает эту информацию и Олег Случек. Он также рассказывал, что сначала тренировались на уголовных авторитетах, чьи исчезновения широко не заметили, а потом перешли на более знаковые лица. Почему нет тел? Чтобы не было проблем? Чтобы не было доказательств? И это не позволяет предоставить прямые доказательства?

— Знаете, тут создана система. Почему Лукашенко в свое время так дружил с Чавесом? Он брал пример с латино-американских диктатур. Ему Гитлер нравился, но возможности у страны другие. Другое время. И он создавал латино-американскую диктатуру. А без репрессий, без убийств, связанных еще и с похищениями, такие режимы существовать не могут. Должен быть страх, должно быть устранение своих конкурентов. Он просто брал модели из латинской Америки, и в этом он не был изобретателем. Мы знаем, что там были десятки тысяч и наше счастье, что мы находимся в Европе, а не в Латинской Америке. И мы, белорусские оппозиционеры, прилали все усилия, чтобы эти дела стали публичными. И это остановило масштаб убийств. Взрыв в метро, взрыв во время концерта на так называемый День республики — это части этой системы, потому что без страха, без устрашений такие режимы существовать не могут.

— Но, тем не менее, сейчас власти смягчились, потому что такими радикальными средствами не пользуются?

— Знаете — это тоже самое, когда говорили, что 2010 год был годом либерализации. Возможно, было немного проще во время президентской компании. Но у нас убили друга за несколько дней до выборов. Для кого-то, может, и легче, а для кого-то сложнее. Разговаривал вчера с Максимом Винярским, который прошел тюрьму. Простите, но похищения продолжаются. Человека похитили из тюрьмы, вывезли неизвестно куда, угрожали убить и 7 часов незаконно держали. В свое время вывозили людей в лес. Заставляли копать ямы, говорили, что мы тебя тут застрелим. Фактически — это имитация казни. Не каждый человек это выдержит. У нас звериный режим с убийствами, репрессиями, пытками и издевательствами. То есть это все существует

— Сегодня важно сказать, что мы помним. Спасибо вам большое за разговор. Нашим гостем в студии был бывший политзаключенный Дмитрий Бондаренко, а то что солидарность не имеет границ, можем убедиться сегодня. Я предлагаю посмотреть, как прошла акция солидарности в Варшаве.