Эту бригаду называют «черной». Этих ребят называют «головорезами» и «убийцами». Но суд над ними, скорее всего, будет закрытым. Формальный повод таков: один из тех, кого обвиняют в похищении Дмитрия Завадского, на момент ареста являлся действующим офицером спецподразделения МВД «Алмаз».

Итак, главный герой сегодняшней публикации «БДГ» — Максим Малик. В узких кругах более известный как Малюта. Максим Малик — чрезвычайно обаятельный молодой человек. Красив. Не женат. Кандидат в мастера спорта по боксу, мастер спорта по рукопашному бою. Карьеру начинал в спецназе во время службы в армии. Рекомендацию для приема в «Алмаз» ему подписал лично нынешний замглавы администрации президента по кадрам, бывший министр внутренних дел Юрий Сиваков. Отзывы были самые лучшие. Свой краповый берет Малик получил не после традиционного тренинга на выносливость, а по результатам соревнований по рукопашному бою. Хотя в акциях «краповых беретов», во время которых претендующих на этот знак отличия прогоняют через огонь, воду и медные трубы, участвовал неоднократно.

Сегодня Малика обвиняют по трем делам: убийства в Жодино и Борисове, а также похищение Дмитрия Завадского. Как минимум один — жодинский — эпизод в этом смысле вызывает сомнения. Вы верите, что опытный «алмазовец» не смог, ворвавшись в дом, убить обычного, неподготовленного человека? Что ему потребовалось вернуться в Минск, подумать, собраться с силами, а потом вернуться в Жодино, чтобы «замочить». Кто-то скажет: такой у нас спецназ. А кто-то придет к выводу, что Малик ко всему этому отношения просто не имел. Тем не менее следователи утверждают, что убийство в Жодино стопроцентно доказано.

У матери Максима на эти и другие доводы следствия есть возражения. Вот что Валентина Николаевна рассказала корреспонденту «БДГ».

- Я одна растила двоих сыновей. Я учила их и гвозди забивать, и розетки чинить. Я знаю о них все. Когда у меня прошел первый шок, я начала анализировать и поняла, что сын просто не мог совершить эти преступления, физически не мог. Судите сами. В день, когда случилось убийство в Борисове, Максим с другом возили меня по разным инстанциям — я тогда оформляла частное предпринимательство. Потом Максим уехал в Минск, откуда вернулся где-то около 9-ти вечера. Какое-то время он побыл дома, а потом поехал к бабушке. Она у нас живет в Крупском районе — от нашего подъезда до ее дома 85 километров, это уже проверено за многие годы. Около 23.00 он уже был у бабушки. А убийство в Борисове, как утверждает следствие, случилось между 22.00 и 22.30. Он что, на самолете до бабушки долетел?

- Но ведь сразу после убийства коммерсанта вашего сына допрашивали?

- Это сейчас говорят, что убили коммерсанта, а когда все это случилось, то у нас в Борисове говорили, что это страшное убийство — криминальные разборки. Но это я так. А Максима действительно допрашивали, осматривали его машину, брали на экспертизу следы протекторов. Дело в том, что под подозрение тогда попал близкий друг Максима, но потом обвинение с него сняли. Если вы спросите об убийстве в Жодино, то не только я, а 7 человек, это только те, кого я вспомнила, могут подтвердить, что он просто не мог быть там в момент совершения преступления. Мы в тот день сажали картошку у моей мамы. Соседи по дому видели, во сколько мы выезжали. А в деревне соседи и трактористы видели, когда мы приехали, что делали. Максим просто не мог в это время быть в Жодино. Я просила следователя допросить этих людей, писала генпрокурору, президенту...

- Вспомните события 6 и 7 июля прошлого года — дни, когда ваш сын уезжал в Чечню и когда пропал оператор ОРТ Дмитрий Завадский.

- В ночь на 7-е Максим ночевал дома, в Борисове. Я это хорошо помню, потому что ведь был праздник Ивана Купалы. Он уезжал с друзьями в отпуск (я тогда не знала, что в Чечню). Уехал он из дому 7-го числа в середине дня, а вернулся в начале августа (4 августа Максиму надо было выходить на работу). Тогда он и рассказал мне, что был в Чечне у Игнатовича, так как подумывал по его примеру устроиться туда на работу. Но, побывав там, отказался от идеи. Сын сказал, что в Чечне повсюду стреляют, что взорваться может все, что угодно... Четвертого он вышел на работу, а, вернувшись домой, сказал, что Игнатович арестован, а его самого вызывали на допрос в прокуратуру. Я начала расспрашивать. Сын ничего толком не мог ответить. Сказал только, что пока его не было в Беларуси кого-то похитили, что подозревают Игнатовича. Я сама спросила про Завадского. Но он не мог вспомнить фамилию. Тогда я полезла в Интернет, просмотрела все газеты (мало ли, может, еще кого похитили), но ничего, кроме сообщений о Завадском, не нашла. Я опять начала приставать к сыну с вопросами. Тогда он и говорит: «Ну значит, Завадского».

- Вы сами были знакомы с Игнатовичем?

- Нет, я никогда его не видела. Думаю, они с сыном познакомились в общежитии. Максим, правда, там почти не жил и ночевать приезжал домой.

- А известны ли вам остальные двое фигурантов по этому делу?

- Один из них с Максимом когда-то тренировался вместе. А потом стал наркоманом. Я, если честно, даже говорила ему: «Максим, ты же в такой структуре работаешь, зачем тебе такие связи». Но он мне отвечал: «Мама, если человек подходит ко мне на улице и протягивает руку, я что, должен делать вид, что его не знаю?..» Что тут возразишь.

- Когда арестовали вашего сына?

- 8 сентября по обвинению в похищении Грачева (того самого, который цирк проверял. Ваша газета много писала об этом). 3 дня я ждала. (Это просто шок какой-то был, я не могла поверить, что это не недоразумение.) А потом сама поехала к следователю в Минск. Меня сразу же допросили, в то же время дома у меня был обыск. Потом мы вместе со следователями вернулись в Борисов, чтобы они осмотрели машину сына, но машины на месте не оказалось.

— Какой машины?

- У Максима машина «Опель-Вектра». Она стояла на стоянке у привокзальной площади все эти 3 дня, я сама видела ее. Но когда мы приехали, машины уже не было.

- А почему машина стояла возле вокзала, а не в гараже?

- Гаража у нас вообще нет. А накануне всех этих событий мы договорились, что встретимся на вокзале (Максим на электричке должен был приехать с работы) и сразу же, чтобы быстрее, поедем к бабушке копать картошку.

- Машину нашли?

- Даже не знаю. В один из дней я приехала в Минск, и следователь предложил мне подписать протокол осмотра машины сына. Я попросила все-таки осмотреть машину в моем присутствии и протокол подписать отказалась. А позже написала жалобу по поводу этих действий следователя на имя генерального прокурора. Пришел ответ: в материалах дела сведений о машине сына нет, никаких протоколов осмотра нет, потому мои сведения не подтверждаются.

— Вы встречались с сыном?

- Да, мне разрешили одну встречу.

- Как он?

- В общем, нормально. Его не бьют. Да и адвокат у нас хороший. Кстати, только у моего сына нанятый адвокат, у остальных — те, кого назначили. Вот их обвиняют в убийствах, кражах. А где эти деньги? Ни у кого ни копейки за душой, даже на адвокатов нет.

- Как вы относитесь к тому, что суд будет закрытым?

- Они не имеют права этого делать. Я хочу, чтобы был открытый суд, чтобы все услышали, на чем строятся обвинения против моего сына. Я просила, чтобы во время следствия мне позволили быть его защитником, но получила отказ. Аналогичную просьбу я адресую суду. Я докажу, что обвинения против моего сына шиты белыми нитками. Мать, конечно, лицо заинтересованное. И никто не ждет от подобных показаний полной беспристрастности. Но что это за методы ведения следствия, если свидетелей обвинения допрашивают, а свидетелей защиты — нет. Более того, как нам стало известно, одного из ближайших друзей Малика, того, с кем офицер «Алмаза» общался практически каждый день, следователи пытались обвинить в лжесвидетельстве. 3 дня продержали в ИВС, возбудили уголовное дело, а потом его закрыли. За отсутствием состава преступления. Но теперь неизвестно, что этот свидетель будет говорить на суде. Все мы люди, знаете ли...

Кстати, о людях. Родители задержанных «алмазовцев» по-доброму отзываются о командирах своих сыновей. Но если российские начальники Игнатовича специально приезжали в Беларусь, чтобы разобраться в произошедшем, то белорусские ведут себя тише воды. Мы неоднократно пытались договориться с ними об интервью. Бесполезно. Создается впечатление, что если бы они могли сказать, что знать не знают ни Малика, ни Игнатовича, то так бы и сделали. А люди знающие утверждают, что руководство МВД и «Алмаза» выгораживали бы и Игнатовича, и Малика, если бы против них не было доказательств, если бы они не были замешаны в «деле Завадского». Но в том-то и дело, что доказательств нет. Вернее, доказательств практически нет именно по «делу Завадского».

«БДГ»