В уютном российском провинциальном городке мы беседуем
с бывшим управляющим делами Президента РБ Иваном ТИТЕНКОВЫМ.
— Иван Иванович, давайте начнем с такого вопроса: когда вы первый
раз столкнулись с Александром Лукашенко?
— Это произошло во время моей работы в Могилевском обкоме партии
в качестве заместителя заведующего сельхозотделом. Тогда Лукашенко
утверждали директором совхоза «Городец». И мне пришлось водить его
по обкомовским кабинетам.
Потом началась кампания по внедрению аренды в сельском хозяйстве,
Лукашенко одним из первых схватился за эту идею: он всегда нюхом
чуял, на чем можно, что называется, набрать очки. Начал проводить
какие-то реорганизации в совхозе — скажем откровенно, лично мне
не всегда понятные. Но «маяки» были нужны, в ЦК КПБ за молодого,
энергичного «маяка» ухватились и решили обобщить опыт. В хозяйство
приехали партийные работники, ученые... Садились в его маленьком
кабинете, и он «забалтывал» всех, часа по четыре говорил без остановки.
На фермы, на машинные дворы не ходили — все видели, что смотреть
на это убожество нечего.
После этого пути наши на некоторое время разошлись и сошлись, только
когда мы оба стали депутатами Верховного Совета Беларуси 12-го созыва.
Надо сказать, он быстро стал широко известен. В первую очередь потому,
что выступал по любой теме — от искусственного осеменения скота
до духовного совершенствования личности. Относились к нему депутаты
в большинстве иронически. Но и отрицательных эмоций тоже не было...
— Как к городскому чудаку...
— Что-то в этом роде. Тем более что и в политических воззрениях
был он крайне неразборчив. Сразу рванулся к БНФ, вместе с ними вносил
в Овальный зал только утвержденный тогда бело-красно-белый флаг,
очень дружил с Зеноном Позняком, ездил вместе на митинги. Потом
перешел в другую фракцию, потом «примазался» к коммунистам...
Когда развалился Союз, он пытался создать свою коммунистическую
фракцию. А потом Шушкевич с Кебичем решили дать ему возможность
заниматься проблемой, на которой он «сломает шею», — борьбой с коррупцией.
А эта борьба и оказалась тем коньком-горбунком, на котором Лукашенко
въехал во власть.
Помните знаменитый доклад по борьбе с коррупцией? Набрал он туда
непроверенных фактов, — Юра Малумов, Михаил Сазонов и нынешний зам.
генерального прокурора Михаил Снегирь — все тогда говорили, предупреждали:
факты не проверены, использовать их нельзя. Их нужно проверять...
Но Лукашенко их немедленно обнародовал — ему не нужна была объективность,
ему нужен был имидж.
Словом, он пришел во власть.
— Вы пришли во власть, ваша команда...
— Команды не было, было шесть-восемь человек, в том числе и я.
Кстати, теперь иногда говорят — мы его привели к власти. Я думаю
теперь, что наша помощь, наша доля составила, может быть, процентов
5 — 10 успеха. Все остальное сделало желание общества видеть именно
такого лидера — молодого, нетерпимого. Вспомните, все тогда считали:
главное — «мочить» Кебича! Хуже не будет! Против Лукашенко перед
выборами выступал разве что Народный фронт... Помню ваши статьи
и телепередачи, где вы говорили, что давать ему власть нельзя...
— Вы говорите, вас было шесть-восемь человек. Давайте назовем «героев»
поименно...
— Леонид Синицын, Юрий Малумов, Дмитрий Булахов, позже присоединился
Виктор Гончар, Василий Долгомалев… Вот, в основном, все. Потом Синицын
подключил Капитуло…
Словом, и тогда команды не было, и сейчас ее нет.
— Много говорят, что вы тогда занимались финансированием выборов…
— Это не вполне так. Да и финансирование было мизерное. Если сравнивать
с финансированием, к примеру, сегодняшних губернаторских выборов
в России — масштабы несоспоставимые! Разница в 1000 и более раз
в пользу сегодняшней России.
Финансы действительно шли в том числе через меня — сумма составила
на все про все около 1000 долларов. Тот же Логвинец помогал, еще
несколько мужиков…
— Сергей Прокопович из «Руст-инвеста» давал транспорт…
— Да. А кто-то деньги давал на топливо, на суточные…
— Хорошо, вы пришли к власти и начали формировать команду.
— Какая команда… Начали портфели разбирать.Чуть не драчка шла.
Управление делами формировал тогда нынешний заместитель министра
сельского хозяйства Франц Минько. Потом меня вызвал Лукашенко и
сказал: «Я хотел бы тебя видеть в должности управделами».
Я поговорил в семье, мне сын говорит: «Папа, не соглашайся, это
же завхоз». Кстати, именно он первым назвал меня завхозом. Потом
прозвище было подхвачено и оппозицией, и самим Лукашенко.
Но для меня это было неглавным. В бюджете денег не было, их нужно
было зарабатывать, и я поставил перед собой задачу: за 10 лет перейти
на самоокупаемость в содержании органов власти. Этого и добивался.
Объемы были большими, в последнее время около 100 организаций, около
20 000 работающих.
— Вы собрались, молодые руководители… Вы представляли себе, чего
вы хотите? Какой должна быть страна?
— Теперь понимаю, что более или менее ясных представлений не было.
Но мы считали, что сумеем создать команду, которая будет работать
на пользу белорусскому народу. А получилось все как раз наоборот.
В том числе и потому, что наш лидер если и представлял себе, что
нужно делать, то совершенно не знал, как. Но если бы он окружил
себя опытными практиками, то за эти 7 лет можно было бы многое сделать.
И страна развивалась бы, и люди не были бы в нищете. Но ему всегда
казалось, что он все знает сам. Что он одновременно и президент,
и прокурор, и судья…
Кстати, это его убеждение усердно подогревалось множеством подхалимов.
— А разве тогда, когда вы шли во власть, не было видно, что это
человек, который все подминает под себя?
— Если честно говорить, то было. Но не хотелось упускать шанс.
Да и в первые годы Александр Григорьевич еще работал, советовался
с другими. И не только с нами…
— Кстати, как вы теперь считаете, это правда, что не бывает худшего
пана, чем из хамов пан?
— Конечно, это правда… Так получилось. Но и тут был выход: если
бы все мы просто работали сутками — результат был бы. А теперь я
сомневаюсь, что Лукашенко даже в своем совхозе работал как следует.
Правда, первое время какое-то рвение еще было… А потом, почти все
те 5 лет и 5 месяцев, которые я был рядом с ним, он работал в сутки
не более трех-четырех часов. Он приезжает — первым делом выслушивает
службу безопасности, потом встречается с прессой. Вызывает кого-то
с отчетом для галочки — все, на этом его работа кончается, примерно
в два часа дня.
Потом в Дрозды… А там теннис, хоккей… Как можно работать, когда
через день хоккей в пять часов и через день — теннис?
И вот что получается: сам толком не работает, инициативу проявлять
не позволяет — все боятся, что за инициативу можно пострадать. Свое
мнение формирует на основе мнений одного-двух человек. Из Шклова
ему кто-то позвонил, что-то сказал… К примеру, Володя Малиновский,
старый товарищ и учитель, который у секретаря парткома колхоза имени
Ленина Лукашенко был председателем… И это мнение уже становится
государственной политикой. Разве при таких стратегах Беларусь может
развиваться?
— А с чего начались проблемы в ваших с ним взаимоотношениях?
— С того, что начались репрессии против близких мне людей. А вокруг
меня, надо сказать, было несколько серьезных предпринимателей, которые,
не нарушая законов, много делали для республики… Это, в первую очередь,
Виктор Логвинец, других называть не хочу, потому что… все эти люди
уже просчитаны, кого-то разорили, кого-то довели до инфаркта…
Да и со мной он работал так: идем по реконструируемому стадиону,
и президент распределяет, кому и что надо сделать, как финансировать...
А мне показывает самый сложный объект — козырек, где правительственная
ложа...
— Этот объект тебе.
— Хорошо, а деньги где взять?
— У тебя столько друзей-предпринимателей… Решай!
Я помню, тогда мы около 350 писем предпринимателям написали с просьбой
помочь. Но деньги собрали и с задачей справились.
Другое дело, что с предпринимателями так обращаться нельзя. Я сам
прошел эту школу и знаю, как достается каждый рубль… И если бы с
предпринимателями Беларуси не обращались такими способами, они приносили
бы такой доход, что никому и не снилось! А так у нас процентов 70,
если не 80, предпринимателей уехали. Все увезли с собой, лишь бы
только не иметь дело с этим руководством Беларуси.
Что говорить — в первые годы моей работы иностранные инвесторы,
что называется, в очереди стояли — хотели вкладывать деньги в Беларусь.
В ее промышленность, сельское хозяйство…
Но за 7 лет ничего так и не было внедрено, только что «Форд», да
и тот ушел.
— Как вы считаете, насколько правда то, что говорят об исчезновении
людей?
— Я этим специально не занимался, не исследовал. Но по той информации,
которой я владею, причастность руководства Беларуси к их исчезновению
очевидна. А что касается следователей, которые пролили свет на это
дело, могу сказать однозначно: это большие патриоты Беларуси, очень
мужественные и честные люди!
— Вы думаете, что под это правда?
— Уверен, что так.
— А ваше отношение к утверждениям, что Мацкевич и Божелко пострадали
не за заговор против президента, а за то, что попытались восстановить
истину с исчезновениями людей?
— Я с большим уважением отношусь к Мацкевичу и Божелко. По моей
информации, им не хватило двух-трех недель… Истина была бы установлена.
Знаю, что Олег Божелко через генерального прокурора России Устинова
заказал вагон с оборудованием, которое могло под землей опознавать
трупы. Вагон шел из Свердловска и то ли с понедельника на вторник,
то ли со вторника на среду должен был прибыть. Но последовала чья-то
команда — и он вернулся обратно. Если бы власти были ни при чем
— зачем им бояться установления истины?
— Что вы можете сказать о президентском фонде? Утверждают, что
вы занимались счетами, на которых концентрировались деньги фонда.
Вообще вас в Беларуси иногда называют «кошельком президента»…
— Так говорят те, кто не знает фантастической подозрительности
и недоверчивости Лукашенко. То есть фондом занимается лично он и
Шейман. Я к этому отношения не имел. Но могу уверенно сказать, что
в фонде накапливаются государственные деньги. То есть деньги, заработанные
обществом. И заработаны они, скорее всего, на продаже оружия, военной
техники. Сумму назвать не могу, не знаю. Но она велика…
— Но продавать оружие — не преступление. Россия продает его в больших
объемах.
— Да, не преступление. Но деньги от его продажи должны поступать
в государственный бюджет и расходоваться под контролем государства.
— А какое это оружие и куда продается?
— Это оружие, которое в больших количествах осталось от Советской
армии. И продается оно в Турцию, Ирак...
— Это деньги наличные или безналичные?
— Думаю, что и те и другие.
Вообще хочу сказать, что за минувшие 7 лет Беларусь не то что не
продвинулась к демократии, а более того — в Беларуси повторяется
37-й год! К примеру, тотальный характер приняло прослушивание телефонов
граждан. Не могу сказать точно, какая сумма — кажется, около 20
миллионов долларов — потрачена в последнее время на специальное
оборудование, дающее возможность при «прослушке» отличать граждан
по голосу… А основные руководящие кадры прослушиваются поголовно!
Все!
— Но есть такой человек, которому Лукашенко доверяет?
— Думаю, что нет такого человека. Он никогда не доверял, например,
Коноплеву. С Шейманом они просто повязаны общими преступлениями,
деньгами…
— Кстати, о Шеймане… Много говорят, что «лиозненский выстрел» был
из пистолета Шеймана…
— Не могу сказать точно. При всеобщей подозрительности в «команде»
подробностей никто никогда никому не рассказывал.
— Поскольку хозяйственные дела шли все равно через вас, не можете
ли вы на основе денежного содержания сказать: насколько выросли
за последние годы охранные службы?
— Я этим непосредственно не занимался, деньги шли напрямую. Но
уверенно могу сказать, что с августа 1999 года эти службы выросли
примерно в 200 раз. Сегодня у него охраны более 2000 человек. Даже
для того, например, чтобы проехать в Острошицкий Городок, только
ГАИ Минской области увеличено на 250 человек. А ездит он туда два-три
раза в месяц.
— Последней каплей, переполнившей ваше терпение, был арест Логвинца?
— Когда его арестовали, я был в командировке. Мне позвонили и сообщили.
А Логвинец для меня был и остался как брат — я испытал настоящий
шок. Он за пять лет моей работы до миллиона долларов принес в собственность
государства. Мало того — именно за счет его средств всегда покупались
личные вещи для Лукашенко — одежда, обувь и все остальное… Я сразу
хотел уволиться. Пошел к президенту, он начал на меня орать. Потом
я еще несколько раз поднимал эту тему, и он однажды заявил мне:
он сидит в тюрьме вместо тебя!
Потом, когда ничего не нашли такого, что можно было ему инкриминировать,
справедливость наконец восторжествовала. Логвинца отпустили.
Я продолжал работать. Но мне кажется, Лукашенко не мог пережить,
что получилось все не так, как он хотел. И вот 3 декабря был издан
указ: за неоднократное невыполнение указаний президента управделами
Титенкову объявить полное служебное несоответствие.
Такой юридической формулировки не существует вообще, это незаконно.
Думаю, он ожидал, что поползу к нему на коленях, как это делают
некоторые, и буду просить милости. Но я написал заявление и ушел.
Мои заместители тоже хотели написать заявления об уходе, но я их
отговорил — массовый уход мог бы повлечь за собой репрессии. Я даже
уверен, что большинство оказались бы за решеткой — просто так, в
отместку…
Словом, поехал я в родные места, побывал на могилах родных. Потом
сел в машину и уехал из Беларуси. Вслед пошла информация, что Титенков
в бегах. Через врача президента Ирину Степановну договорился о встрече
с ним, приехал. Договорились, что уезжаю из Беларуси, но если буду
нужен — меня всегда можно найти.
— Я знаю, Иван, что ты порядочный человек… Езжай.
На том и расстались.
Потом говорили, что я в Москве зарабатываю деньги под выборы Лукашенко.
Потом несколько раз приезжал в Беларусь. Вслед опять пошла информация,
что вокруг меня собираются недовольные режимом. После чего вообще
перестал ездить на Родину, уже год не был.
— А теперь ситуация опять обострилась?
— Обострилась она давно — ведь я практически единственный, кто
ушел, хлопнув дверью. Но особенно после моего последнего интервью
для «Беларускага часу». Где я от президента отмежевался, сказал,
что перестал уважать Лукашенко как человека и как президента. Тогда
Лукашенко, исповедующий принцип «сам дурак», заявил о каких-то 42
миллионах долларов, которые я украл…
Вы знаете, все годы моей работы в качестве управляющего делами
меня проверяли по 5 — 7 раз в месяц — все мои службы, все подведомственные
организации. И если бы была хоть малейшая зацепка — никто бы не
выпустил меня из Беларуси. Неизвестно, где бы я был, какой бы срок
отбывал.
Я ничего не боюсь, мне нечего скрывать. Единственное, чего хочу
— чтобы в Беларуси прошли демократические выборы. Народ должен спокойно
разобраться и выбрать человека, который действительно принесет пользу.
И если эти семь лет президентства Лукашенко отбросили нас назад
на 15 — 20 лет, то уж следующие пять лет его руководства поставят
страну на колени.
— А есть надежда на то, что выборы не будут подтасованы?
— Могу сказать твердо, что Лукашенко просто так власть не отдаст.
— О чем свидетельствует, наверное, и опыт референдума 1996 года,
когда вы были очень активны. Сегодня можете ли вы сказать, что референдум
не был сфальсифицирован?
— Давайте будем говорить честно — в 1996 году еще очень многие
надеялись на Лукашенко, я тоже… Результат референдума во многом
продиктован этими надеждами.
— Но можете ли вы сказать, что фальсификаций не было?
— Нет, такого я сегодня сказать не могу.
Анатолий Гуляев
«День»
|