|
Четыре года прошло с тех пор, как включился секундомер
ожидания для Зинаиды Гончар и Ирины Красовской: их мужья были похищены
в Минске вечером 16 сентября 1999 года, и больше их никто не видел.
Жена бывшего министра внутренних дел Беларуси Юрия Захаренко Ольга
ждет на полгода больше: Юрий Николаевич исчез 7 мая того же года.
А у жены оператора ОРТ Дмитрия Завадского и вовсе, по сравнению
с «ветераншами», стаж безвестности и ожидания невелик: всего три
года с небольшим. Но тоже — целая вечность.
Мы много пишем о пропавших, тщательно анализируем все известные
детали, пытаемся вычислить недостающие звенья, следим за каждым
словом должностных и давно уже не должностных лиц — не прольется
ли еще хоть немного света на все эти похищения? А в том, что это
похищения, сомневаться не приходится — даже вялотекущее белорусское
следствие это признало. Но слишком редко мы задаем вопросы женам
пропавших. Как они пережили все эти годы? Как их вообще называть
— женами или вдовами? И на сколько еще лет у них вообще осталось
сил? А может, вообще не осталось?..
Они все — абсолютно разные женские типажи. Вместе — ну просто иствикские
ведьмы. Горе у них, казалось бы, общее. Но — у каждой свое. Иногда
они не понимают друг друга. Порой вообще раздражают. Возможно, они
друг от друга устали. Общественное мнение настойчиво пытается сделать
их подругами, но они — всего лишь подруги по несчастью, а это совсем
другое. Это как всеобщая воинская повинность, когда не спрашивают.
Просто присылают повестку — и будь добр явиться на призывной пункт.
Но все равно: когда рядом такие же несчастные стриженые призывники,
как-то легче. Правда, 7 мая 1999 года, когда исчез Юрий Захаренко,
рядом с его женой Ольгой не было никого. Никто тогда даже не подозревал,
что исчезновения известных белорусских оппозиционеров спустя совсем
короткое время станут почти нормой жизни.
Ольга Захаренко — в прошлом обычная милицейская жена, привыкшая
к тому, что мужа не бывает дома сутками. И — абсолютно беззащитная.
Ее жизнь диктовал муж, волевой и цепкий мент-карьерист, который
решал в семье не только бытовые вопросы, но и определяющие: как
жить. Когда Захаренко исчез, Ольга перестала понимать, как жить.
Две дочки не могли ей в этом помочь. Правда, прошло всего несколько
месяцев — и у Ольги Захаренко появились те самые подруги по несчастью:
Зинаида Гончар и Ирина Красовская. А через год они уже втроем принимали
в свою трагическую компанию Светлану Завадскую. Ольга Захаренко
оказалась единственной, кто не выдержал жизни в Беларуси после исчезновения
мужа. Она уехала в Германию. Получила политическое убежище. По странному
стечению обстоятельств она живет в одном подъезде с бывшим начальником
минского СИЗО Олегом Алкаевым — тем самым, который в день исчезновения
ее мужа выдал расстрельный пистолет по требованию министра внутренних
дел Сивакова. Ольга Захаренко и Олег Алкаев мило, по-соседски общаются…
Ирина Красовская познакомилась со своим мужем за школьной партой.
Обычное, казалось бы, дело — школьницы часто влюбляются в своих
учителей. Но редко выходят за них замуж. Ира — вышла. И, в точности
как Ольга Захаренко, родила двух дочек. До того, как Анатолий Красовский
стал успешным бизнесменом, и тем более до того, как он начал финансировать
оппозицию, Ира успела окончить институт и защитить диссертацию.
Она — психолог. По странному велению судьбы в качестве узкой специализации
она выбрала для себя кризисную психологию. Четыре года назад профессиональные
знания понадобились ей лично. Она говорит: «Кризис потери близкого
человека проходит одинаково как в случае его исчезновения, так и
в случае смерти. По времени все совпадает с церковными датами: первые
девять дней — шок и полное непонимание происходящего; потом до сорокового
дня ты вертишь головой во все стороны, уже пытаясь понять, что же
все-таки произошло. Потом в течение года — постоянное, непреходящее
ощущение трагедии, очень тяжелый период. И только через год начинается
реабилитация. Но этот год еще нужно прожить…».
Зинаида Гончар — классическая бой-баба, несмотря на собственную
миниатюрность. Общежитско-аспирантский брак с Виктором Гончаром
в прежние времена обещал уютную жизнь с успешным научным работником,
но никак не с оппозиционным политиком. Тогда вообще понятие «оппозиция»
не существовало. Это пришло потом. Вместе с популярностью Виктора.
После того, как Гончар исчез, Зина прошла через все приемные и кабинеты,
добилась встреч с министром внутренних дел и председателем КГБ.
Только ставший к тому времени генеральным прокурором подозреваемый
в причастности к похищениям Виктор Шейман ее не принял. Возможно,
опасался, что и к нему войдет, как к тем ментам, и с теми же словами.
Зинаида Гончар написала миллионы писем, в том числе Владимиру Путину,
с просьбой помочь в расследовании этих исчезновений. Но Путина пропавшие
без вести белорусские политики, похоже, совершенно не интересуют.
Хотя один августейший жест в сторону ФСБ мог бы запустить машину
нормального расследования. Увы — российского президента интересуют
только Белтрансгаз и введение российского рубля на белорусской территории.
Зина обвинила Путина в пособничестве режиму Лукашенко, но вряд ли
он когда-нибудь об этом узнает.
Света и Дмитрий Завадские были вообще непозволительно юными, семнадцатилетними,
когда поженились. Сын Юра родился у восемнадцатилетних родителей.
Красавица Светлана все свои модельные данные на практике не применила
— стала молодой мамой при муже. А Диму бросало от борта к борту,
как в шторм. На Белорусском телевидении он был личным оператором
Александра Лукашенко. Потом ушел на ОРТ и стал снимать «оппозиционные»
сюжеты. Потом сел в тюрьму вместе с Павлом Шереметом и был осужден
за незаконный переход государственной границы. Тогда, после суда,
Светлана думала, что все плохое уже произошло. Она не подозревала,
что все только начинается, и жизнь, оказывается, может быть не полосатой,
как принято говорить в утешение, а сплошной черной, трагической,
как классическая опера. Свете в голову не могло прийти, что, когда
она пойдет на поиски работы после исчезновения мужа, ей будут отказывать
везде. Просто потому, что она — Завадская: «Ой, мы вас возьмем на
работу, а к нам потом проверки пойдут…». Семье Димы, к счастью,
помогает ОРТ. Хотя какое тут счастье…
У каждой из этих женщин — свой метод эскапизма. Ольга Захаренко
у себя в Берлине просто верит в то, что муж вернется. Она не вслушивается
в то, что говорят вокруг. Ее не убеждают факты, рапорты, свидетельские
показания. Ольга просто верит — и все. В Берлине это, наверное,
проще. Там разве что Алкаев напоминает о случившемся. Зато нет ни
Лукашенко, ни Шеймана. Зинаида Гончар тоже верит в то, что Виктор
жив. Но она со свойственной ей настырностью ищет логику в собственной,
почти метафизической вере — и находит. Ей говорят: «Зина, это произошло
четыре года назад. Где, по-твоему, он может быть, если предположить,
что жив? Невозможно где-то держать человека столько времени без
всяких утечек информации». Зина на это отвечает: «В наше время в
соседней квартире, за стенкой, можно годами держать человека — и
ты об этом так и не узнаешь». Светлана Завадская много раз видела
Диму во сне и разговаривала с ним. Он говорил ей, что жив. Даже
когда в машине Валерия Игнатовича, осужденного за похищение Дмитрия,
нашли лопату, которой, по предположению следствия, был убит оператор,
Светлана не хуже опытного следователя разбила в пух и прах эту версию.
Она ходила к гадалкам и экстрасенсам, и все говорили ей, что муж
жив. Впрочем, почти все наши жены-вдовы ходили к экстрасенсам. Кроме
разве что Ирины Красовской.
Спустя несколько дней после исчезновения Гончара и Красовского
Ира внезапно проснулась среди ночи от жуткой боли и собственного
крика. Она уверена: именно в тот момент Красовского убили, а она
почувствовала. Кандидат наук Ирина Красовская в этом уверена. И
ее сегодняшняя жизнь — не ожидание, а поиск виновных и надежда на
возмездие: «Как только Лукашенко уйдет, свидетели в очередь выстроятся!».
Это правда, свидетели выстроятся. А может, и сам Лукашенко быстро
рванет в главные свидетели и заложит всех своих соратников. Но тупо
ждать его ухода жены пропавших не собираются. Уже четыре года они
бьют во все барабаны. Встречаются с российскими лидерами думских
фракций и американскими сенаторами и конгрессменами, с чиновниками
ООН, Совета Европы и ОБСЕ. Они выступают с международных трибун
и просят помощи в расследовании. Им вроде и пытаются помочь, да
только пока без толку. Члены специально созданной Парламентской
ассамблеей Совета Европы комиссии по расследованию, возглавляемой
Сергеем Ковалевым, до сих пор не получили от белорусских властей
разрешения на въезд в Беларусь. Похоже, их туда никто и не собирается
допускать. А между тем мерзкая и скользкая зависть человеческая
успела окрестить этих женщин истеричками, которые наживаются на
трагедиях собственных мужей: чего это они по заграницам ездят, вместо
того чтобы по домам сидеть и тихо плакать у окошечка? Плакать —
это непременно. И чтоб ни в коем случае больше замуж не выходили
— пущай страдают до конца дней своих! Впрочем, такой болотной мерзости
вокруг всегда полно — и в радости, и в горе. Только я знаю совершенно
точно: эти женщины — не остановятся. Они уже свое отплакали и теперь
ищут справедливости. А за пределами Беларуси — только потому, что
устали биться в двери белорусских кабинетов и поняли: родная страна
будет хранить тайну пропавших политиков до тех пор, пока не будет
дана команда «сверху». Но эту команду сможет дать только следующий
президент, не причастный к этим жутким преступлениям…
Каждый год, в дни рождений и исчезновений своих мужей, Ира, Зина
и Света (раньше с ними была еще и Ольга) выходят к президентской
резиденции с их портретами. Не знаю, видят ли их — откуда-нибудь
сверху или черт его знает из каких слоев атмосферы или космоса —
пропавшие мужья. И что бы они могли на это сказать: «Идите домой,
милые, вы замерзнете» или «Стойте, любимые, так им, падлам, и надо»,
— уже не слишком важно.
Потому что они все равно никуда не уйдут.
Ирина Халип,
«Новая газета», Россия
|