Гражданин Беларуси утверждает, что случайно оказался на месте расстрела «без вести пропавших» Гончара и Красовского — оппозиционеров белорусского президента.

Существуют факты, проверить которые от начала и до конца, выяснив все обстоятельства, им сопутствующие, и отделив наносное от реального, журналисты не в силах. Хотя бы потому, что не наделены процессуальными полномочиями. Мы не можем допрашивать, проводить очные ставки, поднимать давно сданные в архив материалы следствия. Мы можем только дать повод к началу расследования — официального, законного.

При этом мы не имеем права молчать о том, что нам известно, если это что-то затрагивает общественные и государственные интересы, касается безопасности и жизни других людей. Это оговорено в законе.

Перед вами — факт: видеозапись монолога человека, утверждающего, что он стал свидетелем убийства. Все сказанное им нуждается в проверке специалистов — следователей и криминалистов, в правовой оценке со стороны прокуратуры и суда. Но для того чтобы рано или поздно такая проверка состоялась и подобная оценка была дана, мы и публикуем сегодня этот материал.

Со своей стороны мы сделали все, что могли: установили подлинность кассеты, провели в частном порядке все те экспертизы, которые оказались нам доступны. И убедились: на пленке — человек, который искренне убежден в том, что он говорит, а не воспроизводит заученный текст; человек психически здоровый.

ПОДОПЛЕКА

В 1999 году в Беларуси начали бесследно исчезать известные люди. Вечером 7 мая бывший министр внутренних дел Юрий Захаренко позвонил жене и сказал, что поставил машину на стоянку и через пять минут будет дома. Больше его никто никогда не видел.

Вечером 16 сентября вице-спикер Верховного совета Беларуси Виктор Гончар и его друг бизнесмен Анатолий Красовский вышли из бани, собираясь ехать домой на автомобиле последнего. Больше о них никто не слышал. Машина тоже исчезла. На месте происшествия обнаружили лишь осколки автомобильного стекла и кровь, которую после проведения экспертизы идентифицировали с кровью Виктора Гончара.

5 июля 2000 года оператор белорусского бюро ОРТ Дмитрий Завадский поехал в аэропорт «Минск-2» встречать своего коллегу Павла Шеремета. До аэропорта доехала только Димина машина с тщательно затертыми отпечатками пальцев. Ее нашли аккуратно припаркованной на аэропортовской стоянке. А сам Завадский таинственным образом исчез.

Беларусь лихорадило, и в оппозиции вместо «как дела?» все задавали друг другу вопрос: «Как думаешь, кто следующий?». На раскрытие этих преступлений или даже утечку информации по этому поводу никто и не рассчитывал, однако 7 июня 2001 года бежавшие из Беларуси следователи республиканской прокуратуры Дмитрий Петрушкевич и Олег Случек дали пресс-конференцию и сообщили, что в ходе следствия им стало известно: в республике существует «эскадрон смерти», созданный министром внутренних дел Юрием Сиваковым по приказу секретаря Совета безопасности Виктора Шеймана. По утверждению Случека, после отставки Сивакова «бригада», которую будто бы возглавлял командир белорусского СОБРа Дмитрий Павличенко, перешла под контроль нового министра внутренних дел Владимира Наумова. Всего, согласно озвученной следователями информации, этой группой осуществлено около 30 убийств. Просто до исчезновений политиков никто всерьез не думал о самой возможности существования подобной спецбригады, начинал-то «эскадрон» с уничтожения криминальных авторитетов.

Из интервью Дмитрия Петрушкевича, работавшего в следственной группе по делу Дмитрия Завадского: «Павличенко был помещен в изолятор КГБ, где генеральный прокурор Божелко лично с ним беседовал и требовал, чтобы тот сознался, где же все-таки находится журналист Завадский? На тот момент следствие интересовал больше всего Завадский. От Павличенко, после того как с ним побеседовал Божелко, поступила информация, что труп Завадского находится в районе Северного кладбища Минска. Вероятнее всего, там же находятся и пропавшие белорусские политики — Гончар, Красовский, Захаренко. И в тот же день было приблизительно установлено место, где он захоронен, где находится его труп, потому что никто не сомневался, что Завадский действительно убит. И лично Божелко подписал запрос на имя генерального прокурора России Устинова. Он просил предоставить технику, предназначенную для отыскания трупов в земле, а также специалистов, поскольку в Беларуси такая техника на тот момент отсутствовала. Отсутствует она и сейчас. Это письмо было отправлено, по-моему, или 21, или 22 ноября (2000-го. — Ред.). После этого 27 ноября указом президента Лукашенко снимаются с должности генпрокурор и председатель КГБ, а на следующий день уже направляется новая бумага на имя Устинова. Указывается, что необходимость проведения работ по отысканию трупов в земле отпала. То есть тем самым, по-моему, Лукашенко сам и признал, что не хочет, чтобы труп Завадского был найден».

Эти события происходили в ноябре 2000 года. Отправив в отставку Олега Божелко, президент Беларуси назначил на пост генпрокурора того самого Виктора Шеймана (но все эти подробности стали известны только 7 июня 2001 года), а спустя несколько дней после бегства следователей в прессу попали и некоторые документы из материалов уголовных дел — в частности, рапорты начальника криминальной милиции МВД Беларуси Николая Лопатика и начальника минского СИЗО Олега Алкаева. Алкаев писал, что выдавал расстрельный пистолет (тот самый, который используют для приведения в исполнение смертных приговоров) по личному распоряжению министра внутренних дел Юрия Сивакова в те самые дни, когда исчезали Захаренко и Гончар с Красовским…

Из рапорта Николая Лопатика: «…Шейман В.В. дал указание Павличенко физически уничтожить бывшего министра внутренних дел Захаренко Ю.Н. Информационное обеспечение местонахождения Захаренко для действий Павличенко было обеспечено спецподразделением Васильченко Н.В., задание на которое ему также дал Шейман В.В. через своих сотрудников. Акция захвата и последующего уничтожения Захаренко была произведена Павличенко, командиром роты СОБРа, и командиром 1-й роты спецназа и четырьмя его бойцами. По аналогичной комбинации 16 сентября 1999 года Павличенко провел акцию захвата и уничтожения Гончара В.И. и Красовского А.С. Место захоронения трупов Захаренко Ю.Н., Гончара В.И., Красовского А.С. — спецучасток последних могил на Северном кладбище».

По иронии судьбы свой рапорт Лопатик передал тогдашнему (впрочем, и теперешнему) министру внутренних дел Владимиру Наумову — тому самому, к которому, по утверждению следователей прокуратуры Беларуси, перешел под командование «эскадрон смерти». Итак, документы существуют, хотя после назначения Шеймана на пост генерального прокурора рапорты были благополучно изъяты из дел, а расстрельный пистолет, наоборот, вернули Алкаеву со словами: «Тебя никто не допрашивал, ты ничего не видел»… Естественно, Лопатик в то самое время лишился должности. Алкаев же и вовсе бежал в Германию, где получил политическое убежище.
А недавно у нас в редакции появилась видеопленка, на которой человек по имени Виктор Заболоцкий, минчанин, утверждает, что был свидетелем расстрела Виктора Гончара и Анатолия Красовского. Мы приводим его рассказ без собственных комментариев — их хотелось бы получить от действующих лиц той трагедии.

РАССКАЗ ВИКТОРА ЗАБОЛОЦКОГО

— В 1999 году, в середине октября, мы с женой поехали убрать могилу тестя на Северном кладбище. После того как работа была закончена, мы пошли к выходу с кладбища. Рядом еще шла женщина с тремя детьми. Мы проходили такой участок метров через 300 от могилы тестя — ров, по которому текут сточные воды, заросший кустарником и лесом. Мы уже почти дошли до конца участка, как вдруг услышали два громких крика: «Я — Гончар! Я — Красовский!». И следом — автоматные очереди. Мы остановились и услышали еще хлопки — но уже не автоматные выстрелы. Я в армии служил как раз в полигонной команде и часто бывал на стрельбище, так что немножко разбираюсь в этом. Выстрелы были похожи на пистолетные, возможно, даже с глушителем. Их было 5–6.

Женщины говорят: «Надо пойти посмотреть, что там». Я сказал: «Подождите, это небезопасно». Жена предложила вызвать милицию. Я сказал: «Пока она еще доедет, а там же преступники, сейчас их еще можно увидеть». И пошел туда, сказав «ждите меня». Прошел метров 200–250. Там лес заросший очень — это, видимо, саженцы. На некоторых деревьях еще были листья, а на большинстве уже не было. И, не доходя метров 40–45, я из-за листьев увидел... Мне бросился в глаза человек, в котором я узнал Лукашенко. Он был в синей куртке такой — в штормовке — и в бейсболке, кажется, черной или тоже синей. Я слышал голос Лукашенки, и Лукашенку спутать с кем-то другим невозможно. У него очень запоминающаяся внешность. Видно было, что он что-то очень возбужденно говорил, жестикулировал. Жесты у него такие были, слова: «вот так и будет, и дальше будет...» и что-то еще такое.

Я от волнения, наверное, взял и свистнул. Они услышали. А рядом еще стояла машина — джип японский, черный, с затемненными стеклами. Кроме Лукашенки, я еще узнал водителя — около двух метров, здоровый такой. И второй, брат его, — фамилия их, кажется, Гаркуша. Один из братьев служит священником в Подмосковье. Они прыгули в машину — Лукашенко и все, кто ближе к нему стоял. А поодаль стояли с лопатами в руках два человека, которые меня позвали. Когда я подошел, в одном из них я узнал Сивакова — министра внутренних дел. Как ни странно, на нем был надет плащ с подполковничьими погонами милицейскими. А фуражка была генеральская — с золотыми дубовыми листьями. И еще сапоги и брюки с лампасами. А второй был в форме лейтенанта. И когда я подошел и стал разговаривать с ними, я узнал подполковника Павличенко, командира СОБРа. Он пытался навязать мне разговор. Я говорю:

— Подожди, лейтенант, че ты выступаешь, дай подполковника послушать.

А он мне:

— Это я подполковник!

Я говорю: «Да у него ж фуражка генеральская, лампасы генеральские!». И Павличенко спрашивает у Сивакова: «Его — туда же?». А там была яма вырыта, как нормальная могила. Я стоял близко — метра два от этой ямы. На дне были видны человеческие тела, уже присыпанные. Видна была рука — локоть согнутый. Сиваков мне сказал: «Ты чуть-чуть отойди». Я стал отходить. Он мне: «Дальше, дальше». Я еще подумал: пока он автомат вскинет, может, я еще успею убежать? А потом думаю: нет, не получится, слишком их много, догонят. Решил: будь что будет.

Сиваков начал мне задавать вопросы: «Как ты сюда попал?». Я говорю: «Мы приходили на могилку к моему тестю». Чтоб убедительно было, начал врать, что у нас большая компания, перечислять всех родственников жены. В том числе назвал фамилию ее двоюродного брата. Он является заместителем генерального прокурора республики — Степан Васильевич Косухо. Когда я назвал эту фамилию, Сиваков сразу изменился в лице. И он говорит Павличенко: «Стой! Не твое дело, — и меня спрашивает: — Как ты думаешь, что мы здесь делаем?». Я говорю: «Ну, военные люди...». Тут опять Павличенко влез: «Мы — работники милиции, есть разница». Я говорю: «Ну, раз яма, то, наверное, кабель закапываете, может, государственные какие-то секреты». Сиваков говорит: «Правильно!». (Он вообще все время меня подталкивал к таким словам, которые его удовлетворяли.) Он говорит: «Так ты пришел увидеть, кто тут кричал и кто стрелял?». «Да, — говорю, — меня же сюда послали». Сиваков отвечает: «Тут солдаты были пьяные, мы их прогнали. Они тут хулиганили, мы их, конечно, накажем. Так что иди и скажи, что все нормально».

Я и прикинулся простаком: ну конечно, офицеры все-таки, все нормально… Пошел — тут на меня Павличенко опять: «Не туда!». Сиваков говорит: «Пусть идет!». А Павличенко: «Запомнит дорогу». Сиваков говорит: «Куда идет, туда идет!». Я пошел уже не по той дороге. Оглянулся — и тут Павличенко опять на меня прикрикнул: «Не оглядывайся!». И я побежал. А еще Сиваков, когда я уходил, сказал: «Смотри не болтай, а то могут быть неприятности».

Подошел к жене. Решил пока ничего не говорить женщинам, наоборот, успокоить их. Сказал, что никого не было, только два офицера закапывали ямку, а кричали, наверное, солдаты. Потом добавил: «Но что вы слышали, то слышали. И об этом забывать нельзя».

Мы уехали с кладбища. Прошло какое-то время, и я на улице встретил Сивакова. Помню, первый снег выпал. Я шел возле метро «Октябрьская», он подошел ко мне, поздоровался. Был в гражданском и один. Спрашивает: «Что ты кому рассказал?». Я говорю: «Ничего я никому не рассказывал». Он говорит: «Ты понял, что я не душегуб? Я ведь тебя мог отправить на тот свет, но я не душегуб. Я офицер. Для меня убить невинного человека — это низость. Я бы тебе посоветовал молчать, нигде ничего не говорить, а о Лукашенко отзываться доброжелательно. У него большой штат людей, которые на него работают. Я же, когда ехал туда, не думал, что там будет бойня. Думал, просто фарс Лукашенки… Но получилось так, что они задумали подлость. Расправу. Я просто молил Бога, чтобы хоть кто-нибудь оказался свидетелем и увидел, что там произошло. Господь послал тебя. По сценарию я должен был тебя отправить туда. Но я нашел выход».

Мы встречались с Сиваковым еще раза четыре. Он спрашивал, собираюсь ли я кому-нибудь рассказывать. Я ему не доверял, считал, что это хитрость с его стороны, что он меня провоцирует. На одной встрече, после того как сбежали следователи, которые вели дело, Сиваков сказал: «Смотри не едь в Россию. Там тебе не помогут, а Лукашенко тебя там достанет. У меня есть окошко на границе, я могу тебе помочь». Но я заподозрил, что он пытается вытянуть из меня мои настоящие намерения. И еще один раз он мне сказал: «Учти, они тебя не оставят. Но мне нужен живой свидетель, что я не душегуб, не подонок, что я честный офицер и не желал таких расправ. Я думал, что он (Лукашенко. — Ред.) честный политик, а теперь я знаю, что он ничтожество». Но я и это воспринял настороженно.

В конце августа прошлого года избили мою жену. Потом на нас напали, когда мы шли вдвоем. Но вот после чего я решил бежать. Как-то воскресным утром я собирался в церковь. Жена уже ушла раньше. А я выглянул в окно и увидел, что под окном стоит милицейская машина. Один человек с автоматом сидит в ней — было видно, потому что дверь открыта. А второй стоит метрах в трех от машины — тоже с автоматом. Я выхожу из подъезда, они подходят и говорят:

— Ваша фамилия?

— Заболоцкий Виктор Михайлович.

— Вам придется проехать с нами.

— Ой, я дверь не захлопнул, собирался собаку выгуливать, — хотя собаки у меня нет на самом деле, — так я сейчас поднимусь захлопну дверь.

Я поднялся в квартиру, закрылся на все замки и позвонил брату сестры — заместителю генерального прокурора Беларуси. «Степан, — говорю, — тут что-то странное происходит. Стоит «жигуль», два автоматчика, спросили фамилию, сказали, что нужно проехать с ними». А сам смотрю в окно. Как только я начал разговаривать с ним по телефону, у них там, внизу, заработала рация, они тут же сели в машину и уехали.

Потом подъехала вторая машина, тоже с людьми и тоже никто не выходил. Потом пришла жена, и мы решили, что мне надо уезжать. И я решил ехать в Россию.

Я жил в одном монастыре. Однажды вечером меня поставили дежурить на транспортной проходной. Приезжает машина и сигналит у ворот. Смотрю — белорусские номера. Я их спрашиваю: «Из Беларуси?». Они говорят: «Да, вот приехали забрать одного». Тут подошел мой напарник, я ему отдал ключи, тут же побежал в комнату, где жил, схватил вещи и убежал через лес. В Москве я встретился с Юрием Щекочихиным. Он заинтересовался, я даже почувстовал какой-то подъем. А недели через две открываю газету — Щекочихин умер… А в Минске я никому не рассказывал об этом.

Я иногда думаю: почему меня не убили? Но такое ощущение, что со мной не хотели расправляться. И это были предупреждения, а не попытки расправы. Потому что все-таки и в лукашенкином окружении есть люди, которые его ненавидят и которые были заинтересованы в том, чтобы оставить свидетеля в живых…

МНЕНИЯ СПЕЦИАЛИСТОВ

Техническая экспертиза

Чтобы определить подлинность попавшей к нам видеозаписи, мы пленку отвезли на экспертное исследование в лабораторию. От специалистов требовалось выяснить: существуют ли признаки монтажа и соответствует ли артикуляция говорящего человека фонограмме, зафиксированной на пленке.

Экспертиза проводилась самым тщательным образом, на специальном оборудовании. В первую очередь при помощи криминалистической лупы рассмотрели корпус видеокассеты: он был неразборным. На поверхности имелись незначительные внешние повреждения, линейные царапины — результат многократной «прогонки» кассеты в видеомагнитофонах. Признаков вскрытия не обнаружено.

Визуальная часть исследования состояла в том, чтобы выявить обычные для межкадрового монтажа резкие изменения яркости и цвета, «немотивированные движения» (сдвиги) объектов видеосъемки. Каждый кадр был увеличен через видеопроектор на специальный отражательный экран. Видеопленку изучали и на предмет соответствия звукового ряда артикуляции говорящего. Текст «озвучки» признан соответствующим действительной речи.

Отметили высококлассную работу оператора — по плавному движению камеры, без скачков и рывков, с оптимальной скоростью приема «наезд-отъезд». Эксперты полагают, что съемка велась профессиональной камерой со штатива.

На последнем этапе исследования сравнивали показания электрических сигналов осциллографа (у каждого кадра — свой сигнал). Резких изменений амплитуды — такое бывает, когда вклеиваешь или вырезаешь кадр из пленки, — также не выявлено.

Таким образом, эксперты подтверждают: на пленке, оказавшейся в распоряжении редакции, нет признаков внутрикадрового и межкадрового монтажа, а фонограмма синхронна с артикуляцией. Иными словами, сославшись на выводы лабораторных исследований, можно назвать имеющуюся у нас видеозапись копией подлинного видеоматериала.

Экспертная оценка психолога-криминалиста

Психолог-криминалист, имеющий большой стаж работы в экспертизе и в течение нескольких лет читающий студентам-медикам соответствующий спецкурс, по нашей просьбе проанализировал видеозапись. Его вывод сводится к следующему (мы воспроизводим суть заключения, чтобы не утомлять читателя специальной терминологией).

Человек на видеопленке воспроизводит не заученный текст, а вспоминает известные ему обстоятельства. Его выступление не срежиссировано и производит впечатление искреннего монолога.

Об этом можно судить по разным деталям. Большое количество подробностей, к которым говорящий возвращается по ходу интервью, дополняя, но не изменяя их, свидетельствует о том, что подобный продолжительный по времени монолог невозможно заучить и воспроизвести с полной достоверностью. Жестикуляция полностью соответствует тому, о чем говорит интервьюируемый. Учитывая продолжительность записи (более 40 минут), сымитировать подобное соответствие возможным также не представляется.

Говорящий не пытается убедить слушателей в своей правоте и для того не делает акцентов на тех эпизодах, деталях, обстоятельствах, которые могли бы быть существенными в том случае, если бы говорящий преследовал определенную цель: оклеветать, ввести в заблуждение, посеять сомнения. Он, наоборот, не очень четко и подробно вспоминает те обстоятельства, которые в свое время были для него крайне неприятны и опасны, что может свидетельствовать о пережитом шоке и подсознательной психологической защите. Так, описания тел погибших приводятся вскользь — говорящий изолирует аффект, видно, что говорить ему об этом неприятно, и он не пытается живописать наиболее яркие подробности происходившего с целью убедить слушателей в достоверности своего рассказа, вызвать у них какие-либо эмоции.

Речь связная, изобилующая второстепенными подробностями, характерная для человека, вспоминающего какие-то обстоятельства, которые до этого неоднократно прокручивались в голове. Речь бытовая, с большим количеством просторечных выражений и психологически адекватных оговорок, языковых погрешностей, что не позволяет сделать вывод о том, что данный монолог заучен и отрепетирован. Логика изложения не выстроена изначально, а строится по ходу рассказа и в зависимости от тех эпизодов, которые говорящему приходят на память. Он часто сбивается на подробности, не имеющие непосредственного отношения к описываемым событиям, что также может свидетельствовать о том, что данный монолог не является заранее подготовленным и заученным.

Говорящий искренне убежден в том, что он говорит. Свои сомнения в отдельных деталях и обстоятельствах он высказывает самостоятельно. Ведет себя адекватно ситуации, производит впечатление человека со средними интеллектуальными способностями, имеющего средний уровень образования.

Речь связная, образная, в целом правильная. Мимика адекватная. Признаков психического расстройства не выявлено. Во время интервью говорящий не находился в состоянии аффекта, не был эмоционально скован и подавлен, не говорил штампами, не допускал вынужденных выражений и вынужденной жестикуляции, что свидетельствует о том, что говорящий не находился под каким-либо психологическим или иным давлением и не был принуждаем к интервью.

Экспертная оценка психиатра

Мы также попросили высказать свое мнение практикующего врача-психиатра, имеющего большой стаж работы по специальности, ученые степени и научные работы.

Эксперт, просмотрев видеозапись, пришел к выводу, что говорящий — психически здоров и ведет себя адекватно ситуации. Признаков каких-либо нервно-психических расстройств не выявлено.

Говорящий искренне убежден в том, что он говорит. Эмоциональная бледность рассказа может свидетельствовать о том, что все происшедшее интервьюируемый часто прокручивал в голове или пересказывал.

Монолог производит впечатление подлинного, а не смоделированного: характерных признаков заученности текста не выявлено. Мимика и жестикуляция адекватны речи.

Вместе с тем психический тип говорящего позволяет предположить, что ему внутренне импонирует та роль, в которой он оказался, он вжился в роль свидетеля преступления. Говорящий вообще склонен обживать образы и роли, в которых он оказывается. Эта черта характера, а также наличие большого количества деталей в рассказе, которые интервьюируемый просто не мог запомнить в той критической ситуации, в какую он попал, позволяют предположить, что он склонен к фантазиям на основе реальных фактов, имевших место в действительности. Таким образом, вполне вероятно, что часть деталей и образов, воспроизведенных в рассказе, домыслены говорящим впоследствии. Причем он сам не в состоянии отделить реальные детали от фантазии и искренне верит в каждое свое слово, не пытаясь преднамеренно ввести собеседника в заблуждение.

Но то, что говорящий действительно стал свидетелем какого-то экстраординарного события, находился в опасной ситуации, не вызывает сомнения. Другое дело, что отдельные детали происходившего с ним: слова, реплики, описания одежды, лиц, предметов, места, последовательности действий, оценка собственного психологического состояния и психологического состояния собеседников могут оказаться не соответствующими реальности.

Справка «Новой газеты»

Александр ЛУКАШЕНКО — президент Беларуси.

Виктор ШЕЙМАН — генеральный прокурор Беларуси. Самый близкий к Лукашенко человек. До ноября 2000 года — секретарь Совета безопасности. Назначен генпрокурором после ареста Дмитрия Павличенко и появления рапорта начальника СИЗО Олега Алкаева о выдаче расстрельного пистолета по приказу министра внутренних дел Сивакова как раз в те самые дни, когда пропадали политики.

Дмитрий ПАВЛИЧЕНКО — командир части 3214. Во время описываемых событий — командир СОБРа. Его называют главным исполнителем «деликатных» приказов. В ноябре 2000 года арестован, через несколько часов освобожден лично президентом Лукашенко, после чего в отставку были отправлены генеральный прокурор Олег Божелко и председатель КГБ Владимир Мацкевич. Пост генпрокурора занял Шейман.

Юрий СИВАКОВ — министр спорта и туризма Беларуси. В 1999–2000 годах — министр внутренних дел. Своей правой рукой и доверенным лицом всегда называл Дмитрия Павличенко.

Ирина Халип, Сергей Михалыч, Константин Полесков
«Новая газета»