В уютном российском провинциальном городке мы беседуем с бывшим управляющим делами Президента РБ Иваном ТИТЕНКОВЫМ.

— Иван Иванович, давайте начнем с такого вопроса: когда вы первый раз столкнулись с Александром Лукашенко?

— Это произошло во время моей работы в Могилевском обкоме партии в качестве заместителя заведующего сельхозотделом. Тогда Лукашенко утверждали директором совхоза «Городец». И мне пришлось водить его по обкомовским кабинетам.

Потом началась кампания по внедрению аренды в сельском хозяйстве, Лукашенко одним из первых схватился за эту идею: он всегда нюхом чуял, на чем можно, что называется, набрать очки. Начал проводить какие-то реорганизации в совхозе — скажем откровенно, лично мне не всегда понятные. Но «маяки» были нужны, в ЦК КПБ за молодого, энергичного «маяка» ухватились и решили обобщить опыт. В хозяйство приехали партийные работники, ученые... Садились в его маленьком кабинете, и он «забалтывал» всех, часа по четыре говорил без остановки. На фермы, на машинные дворы не ходили — все видели, что смотреть на это убожество нечего.

После этого пути наши на некоторое время разошлись и сошлись, только когда мы оба стали депутатами Верховного Совета Беларуси 12-го созыва. Надо сказать, он быстро стал широко известен. В первую очередь потому, что выступал по любой теме — от искусственного осеменения скота до духовного совершенствования личности. Относились к нему депутаты в большинстве иронически. Но и отрицательных эмоций тоже не было...

— Как к городскому чудаку...

— Что-то в этом роде. Тем более что и в политических воззрениях был он крайне неразборчив. Сразу рванулся к БНФ, вместе с ними вносил в Овальный зал только утвержденный тогда бело-красно-белый флаг, очень дружил с Зеноном Позняком, ездил вместе на митинги. Потом перешел в другую фракцию, потом «примазался» к коммунистам...

Когда развалился Союз, он пытался создать свою коммунистическую фракцию. А потом Шушкевич с Кебичем решили дать ему возможность заниматься проблемой, на которой он «сломает шею», — борьбой с коррупцией. А эта борьба и оказалась тем коньком-горбунком, на котором Лукашенко въехал во власть.

Помните знаменитый доклад по борьбе с коррупцией? Набрал он туда непроверенных фактов, — Юра Малумов, Михаил Сазонов и нынешний зам. генерального прокурора Михаил Снегирь — все тогда говорили, предупреждали: факты не проверены, использовать их нельзя. Их нужно проверять...

Но Лукашенко их немедленно обнародовал — ему не нужна была объективность, ему нужен был имидж.

Словом, он пришел во власть.

— Вы пришли во власть, ваша команда...

— Команды не было, было шесть-восемь человек, в том числе и я. Кстати, теперь иногда говорят — мы его привели к власти. Я думаю теперь, что наша помощь, наша доля составила, может быть, процентов 5 — 10 успеха. Все остальное сделало желание общества видеть именно такого лидера — молодого, нетерпимого. Вспомните, все тогда считали: главное — «мочить» Кебича! Хуже не будет! Против Лукашенко перед выборами выступал разве что Народный фронт... Помню ваши статьи и телепередачи, где вы говорили, что давать ему власть нельзя...

— Вы говорите, вас было шесть-восемь человек. Давайте назовем «героев» поименно...

— Леонид Синицын, Юрий Малумов, Дмитрий Булахов, позже присоединился Виктор Гончар, Василий Долгомалев… Вот, в основном, все. Потом Синицын подключил Капитуло…

Словом, и тогда команды не было, и сейчас ее нет.

— Много говорят, что вы тогда занимались финансированием выборов…

— Это не вполне так. Да и финансирование было мизерное. Если сравнивать с финансированием, к примеру, сегодняшних губернаторских выборов в России — масштабы несоспоставимые! Разница в 1000 и более раз в пользу сегодняшней России.

Финансы действительно шли в том числе через меня — сумма составила на все про все около 1000 долларов. Тот же Логвинец помогал, еще несколько мужиков…

— Сергей Прокопович из «Руст-инвеста» давал транспорт…

— Да. А кто-то деньги давал на топливо, на суточные…

— Хорошо, вы пришли к власти и начали формировать команду.

— Какая команда… Начали портфели разбирать.Чуть не драчка шла. Управление делами формировал тогда нынешний заместитель министра сельского хозяйства Франц Минько. Потом меня вызвал Лукашенко и сказал: «Я хотел бы тебя видеть в должности управделами».

Я поговорил в семье, мне сын говорит: «Папа, не соглашайся, это же завхоз». Кстати, именно он первым назвал меня завхозом. Потом прозвище было подхвачено и оппозицией, и самим Лукашенко.

Но для меня это было неглавным. В бюджете денег не было, их нужно было зарабатывать, и я поставил перед собой задачу: за 10 лет перейти на самоокупаемость в содержании органов власти. Этого и добивался. Объемы были большими, в последнее время около 100 организаций, около 20 000 работающих.

— Вы собрались, молодые руководители… Вы представляли себе, чего вы хотите? Какой должна быть страна?

— Теперь понимаю, что более или менее ясных представлений не было. Но мы считали, что сумеем создать команду, которая будет работать на пользу белорусскому народу. А получилось все как раз наоборот.

В том числе и потому, что наш лидер если и представлял себе, что нужно делать, то совершенно не знал, как. Но если бы он окружил себя опытными практиками, то за эти 7 лет можно было бы многое сделать. И страна развивалась бы, и люди не были бы в нищете. Но ему всегда казалось, что он все знает сам. Что он одновременно и президент, и прокурор, и судья…

Кстати, это его убеждение усердно подогревалось множеством подхалимов.

— А разве тогда, когда вы шли во власть, не было видно, что это человек, который все подминает под себя?

— Если честно говорить, то было. Но не хотелось упускать шанс. Да и в первые годы Александр Григорьевич еще работал, советовался с другими. И не только с нами…

— Кстати, как вы теперь считаете, это правда, что не бывает худшего пана, чем из хамов пан?

— Конечно, это правда… Так получилось. Но и тут был выход: если бы все мы просто работали сутками — результат был бы. А теперь я сомневаюсь, что Лукашенко даже в своем совхозе работал как следует. Правда, первое время какое-то рвение еще было… А потом, почти все те 5 лет и 5 месяцев, которые я был рядом с ним, он работал в сутки не более трех-четырех часов. Он приезжает — первым делом выслушивает службу безопасности, потом встречается с прессой. Вызывает кого-то с отчетом для галочки — все, на этом его работа кончается, примерно в два часа дня.

Потом в Дрозды… А там теннис, хоккей… Как можно работать, когда через день хоккей в пять часов и через день — теннис?

И вот что получается: сам толком не работает, инициативу проявлять не позволяет — все боятся, что за инициативу можно пострадать. Свое мнение формирует на основе мнений одного-двух человек. Из Шклова ему кто-то позвонил, что-то сказал… К примеру, Володя Малиновский, старый товарищ и учитель, который у секретаря парткома колхоза имени Ленина Лукашенко был председателем… И это мнение уже становится государственной политикой. Разве при таких стратегах Беларусь может развиваться?

— А с чего начались проблемы в ваших с ним взаимоотношениях?

— С того, что начались репрессии против близких мне людей. А вокруг меня, надо сказать, было несколько серьезных предпринимателей, которые, не нарушая законов, много делали для республики… Это, в первую очередь, Виктор Логвинец, других называть не хочу, потому что… все эти люди уже просчитаны, кого-то разорили, кого-то довели до инфаркта…

Да и со мной он работал так: идем по реконструируемому стадиону, и президент распределяет, кому и что надо сделать, как финансировать... А мне показывает самый сложный объект — козырек, где правительственная ложа...

— Этот объект тебе.

— Хорошо, а деньги где взять?

— У тебя столько друзей-предпринимателей… Решай!

Я помню, тогда мы около 350 писем предпринимателям написали с просьбой помочь. Но деньги собрали и с задачей справились.

Другое дело, что с предпринимателями так обращаться нельзя. Я сам прошел эту школу и знаю, как достается каждый рубль… И если бы с предпринимателями Беларуси не обращались такими способами, они приносили бы такой доход, что никому и не снилось! А так у нас процентов 70, если не 80, предпринимателей уехали. Все увезли с собой, лишь бы только не иметь дело с этим руководством Беларуси.

Что говорить — в первые годы моей работы иностранные инвесторы, что называется, в очереди стояли — хотели вкладывать деньги в Беларусь. В ее промышленность, сельское хозяйство…

Но за 7 лет ничего так и не было внедрено, только что «Форд», да и тот ушел.

— Как вы считаете, насколько правда то, что говорят об исчезновении людей?

— Я этим специально не занимался, не исследовал. Но по той информации, которой я владею, причастность руководства Беларуси к их исчезновению очевидна. А что касается следователей, которые пролили свет на это дело, могу сказать однозначно: это большие патриоты Беларуси, очень мужественные и честные люди!

— Вы думаете, что под это правда?

— Уверен, что так.

— А ваше отношение к утверждениям, что Мацкевич и Божелко пострадали не за заговор против президента, а за то, что попытались восстановить истину с исчезновениями людей?

— Я с большим уважением отношусь к Мацкевичу и Божелко. По моей информации, им не хватило двух-трех недель… Истина была бы установлена.

Знаю, что Олег Божелко через генерального прокурора России Устинова заказал вагон с оборудованием, которое могло под землей опознавать трупы. Вагон шел из Свердловска и то ли с понедельника на вторник, то ли со вторника на среду должен был прибыть. Но последовала чья-то команда — и он вернулся обратно. Если бы власти были ни при чем — зачем им бояться установления истины?

— Что вы можете сказать о президентском фонде? Утверждают, что вы занимались счетами, на которых концентрировались деньги фонда. Вообще вас в Беларуси иногда называют «кошельком президента»…

— Так говорят те, кто не знает фантастической подозрительности и недоверчивости Лукашенко. То есть фондом занимается лично он и Шейман. Я к этому отношения не имел. Но могу уверенно сказать, что в фонде накапливаются государственные деньги. То есть деньги, заработанные обществом. И заработаны они, скорее всего, на продаже оружия, военной техники. Сумму назвать не могу, не знаю. Но она велика…

— Но продавать оружие — не преступление. Россия продает его в больших объемах.

— Да, не преступление. Но деньги от его продажи должны поступать в государственный бюджет и расходоваться под контролем государства.

— А какое это оружие и куда продается?

— Это оружие, которое в больших количествах осталось от Советской армии. И продается оно в Турцию, Ирак...

— Это деньги наличные или безналичные?

— Думаю, что и те и другие.

Вообще хочу сказать, что за минувшие 7 лет Беларусь не то что не продвинулась к демократии, а более того — в Беларуси повторяется 37-й год! К примеру, тотальный характер приняло прослушивание телефонов граждан. Не могу сказать точно, какая сумма — кажется, около 20 миллионов долларов — потрачена в последнее время на специальное оборудование, дающее возможность при «прослушке» отличать граждан по голосу… А основные руководящие кадры прослушиваются поголовно! Все!

— Но есть такой человек, которому Лукашенко доверяет?

— Думаю, что нет такого человека. Он никогда не доверял, например, Коноплеву. С Шейманом они просто повязаны общими преступлениями, деньгами…

— Кстати, о Шеймане… Много говорят, что «лиозненский выстрел» был из пистолета Шеймана…

— Не могу сказать точно. При всеобщей подозрительности в «команде» подробностей никто никогда никому не рассказывал.

— Поскольку хозяйственные дела шли все равно через вас, не можете ли вы на основе денежного содержания сказать: насколько выросли за последние годы охранные службы?

— Я этим непосредственно не занимался, деньги шли напрямую. Но уверенно могу сказать, что с августа 1999 года эти службы выросли примерно в 200 раз. Сегодня у него охраны более 2000 человек. Даже для того, например, чтобы проехать в Острошицкий Городок, только ГАИ Минской области увеличено на 250 человек. А ездит он туда два-три раза в месяц.

— Последней каплей, переполнившей ваше терпение, был арест Логвинца?

— Когда его арестовали, я был в командировке. Мне позвонили и сообщили. А Логвинец для меня был и остался как брат — я испытал настоящий шок. Он за пять лет моей работы до миллиона долларов принес в собственность государства. Мало того — именно за счет его средств всегда покупались личные вещи для Лукашенко — одежда, обувь и все остальное… Я сразу хотел уволиться. Пошел к президенту, он начал на меня орать. Потом я еще несколько раз поднимал эту тему, и он однажды заявил мне: он сидит в тюрьме вместо тебя!

Потом, когда ничего не нашли такого, что можно было ему инкриминировать, справедливость наконец восторжествовала. Логвинца отпустили.

Я продолжал работать. Но мне кажется, Лукашенко не мог пережить, что получилось все не так, как он хотел. И вот 3 декабря был издан указ: за неоднократное невыполнение указаний президента управделами Титенкову объявить полное служебное несоответствие.

Такой юридической формулировки не существует вообще, это незаконно.

Думаю, он ожидал, что поползу к нему на коленях, как это делают некоторые, и буду просить милости. Но я написал заявление и ушел. Мои заместители тоже хотели написать заявления об уходе, но я их отговорил — массовый уход мог бы повлечь за собой репрессии. Я даже уверен, что большинство оказались бы за решеткой — просто так, в отместку…

Словом, поехал я в родные места, побывал на могилах родных. Потом сел в машину и уехал из Беларуси. Вслед пошла информация, что Титенков в бегах. Через врача президента Ирину Степановну договорился о встрече с ним, приехал. Договорились, что уезжаю из Беларуси, но если буду нужен — меня всегда можно найти.

— Я знаю, Иван, что ты порядочный человек… Езжай.

На том и расстались.

Потом говорили, что я в Москве зарабатываю деньги под выборы Лукашенко.

Потом несколько раз приезжал в Беларусь. Вслед опять пошла информация, что вокруг меня собираются недовольные режимом. После чего вообще перестал ездить на Родину, уже год не был.

— А теперь ситуация опять обострилась?

— Обострилась она давно — ведь я практически единственный, кто ушел, хлопнув дверью. Но особенно после моего последнего интервью для «Беларускага часу». Где я от президента отмежевался, сказал, что перестал уважать Лукашенко как человека и как президента. Тогда Лукашенко, исповедующий принцип «сам дурак», заявил о каких-то 42 миллионах долларов, которые я украл…

Вы знаете, все годы моей работы в качестве управляющего делами меня проверяли по 5 — 7 раз в месяц — все мои службы, все подведомственные организации. И если бы была хоть малейшая зацепка — никто бы не выпустил меня из Беларуси. Неизвестно, где бы я был, какой бы срок отбывал.

Я ничего не боюсь, мне нечего скрывать. Единственное, чего хочу — чтобы в Беларуси прошли демократические выборы. Народ должен спокойно разобраться и выбрать человека, который действительно принесет пользу.

И если эти семь лет президентства Лукашенко отбросили нас назад на 15 — 20 лет, то уж следующие пять лет его руководства поставят страну на колени.

— А есть надежда на то, что выборы не будут подтасованы?

— Могу сказать твердо, что Лукашенко просто так власть не отдаст.

— О чем свидетельствует, наверное, и опыт референдума 1996 года, когда вы были очень активны. Сегодня можете ли вы сказать, что референдум не был сфальсифицирован?

— Давайте будем говорить честно — в 1996 году еще очень многие надеялись на Лукашенко, я тоже… Результат референдума во многом продиктован этими надеждами.

— Но можете ли вы сказать, что фальсификаций не было?

— Нет, такого я сегодня сказать не могу.

Анатолий Гуляев
«День»