Тот свет

05.04.2002

Говоря об исчезнувших, мы по привычке рапортуем: Захаренко, Гончар, Красовский, Завадский. Четверо. А их намного больше, имя им — легион, и отличаются они от четверых известных тем, что исчезают по-разному. Кто-то — навечно, прикрывшись крышкой гроба, чтобы не нашли никогда, не потревожили, кто-то — до лучших времен. Возможно, и на том свете...

Первым исчезнувшим был Геннадий Карпенко — ровно три года назад, 7 апреля 1999 года, он пропал в глиноземе Московского кладбища и больше не подавал о себе ни весточки. Были пропавшие и до него — Анатолий Майсеня, например. Но мы тогда не придали этому фатального значения, потому что именно со смерти Карпенко начался смертельный отсчет. Стрелки на том циферблате двигались и прежде, отсчитывая не минуты и часы, а человеческие жизни и искореженные судьбы близких, остающихся в одиночестве. Но в день смерти Геннадия Карпенко они помчались с быстротой невообразимой, будто бы в стремлении обогнать само время. И судьбы, по крайней мере, троих исчезнувших после были вплетены в один-единственный оборот стрелок.

А потом начались другие исчезновения. Не трагичные, но драматичные. Нельзя назвать пропавшим без вести Василя Быкова, потому что время от времени он все-таки подает весть о себе. Но весть эта столь скупа и столь редка, что уже не спасает.

Исчезли Людмила Карпенко и Ольга Захаренко — просто потерялись где-то в бесконечном далеке, где на фоне их скорбных силуэтов звучит жесткая немецкая речь и мелькают беспечные лица вечно уверенных в завтрашнем дне граждан иной страны.

Исчезли бывшие государственные чиновники, которые, может, и могли бы помочь найти тех, четверых, но вместо этого растворились в листве лесных опушек и предпочитают срезать подосиновики и лакомиться водочкой по вечерам.

Исчезли действующие государственные чиновники, потому что встали на четвереньки и виляют красно-зеленым флагом, за которым их уже не увидеть.

Исчезли когдатошние бретеры-демонстранты, слившись с казенными простынями европейских лагерей для беженцев.

Исчезли ученые, вписав себя в алгоритмы чужой страны и став элементами других периодических систем.

Исчезли музыканты, погасив за собой свечи, как в «Прощальной симфонии» Гайдна, вступив с четвертой цифры в чужие оркестры.

А поскольку нас осталось мало — «мы да наша боль», — то и расстояние между нами увеличивается с каждым исчезнувшим, потому что от них здесь остается пустота, которую ничем — никем! — не заполнить.

Но все-таки Карпенко... Нет, не могу, каждый год к очередной дате его смерти пытаюсь что-нибудь писать и думаю: ну вот теперь без горечи, столько времени, столько трагедий за три года, а Карпенко — что ж, ушла уже, успокоилась боль. Не получается. Смерть Геннадия Карпенко — это удар кувалдой по голове, на которой нет даже хилого шлема.

Потом мы ко всему привыкнем. К смертям и исчезновениям тоже вырабатывается иммунитет. И каждую новую смерть мы будем тщательно обсасывать с точки зрения «кому выгодно?», не веря уже больше ни в инфаркты, ни в инсульты.

Они исчезают не просто так — они уносят с собой ключи от наших городов, от наших домов, от наших душ, и негде потом искать утешения, и не добежать до них, и не окликнуть, и скоро весь народ, оставшийся здесь, будет похож на полоумную старуху на чьей-нибудь могиле, напевающую «спи-усни-угомон-тебя-возьми» — не то заупокойную молитву, не то колыбельную.

Но иногда, блуждая по лабиринтам сна, я пытаюсь отыскать мертвый город, где на широком подоконнике в пустом захламленном подъезде сидят и Геннадий Карпенко, и Юрий Захаренко, и Виктор Гончар, и Дмитрий Завадский — сидят себе, покуривают, смотрят в пыльное окно. И отводят глаза, чтобы не встретиться взглядом со своими близкими, не позвать их туда же, на подоконник, где места, конечно же, хватит всем — вон их сколько за века присело! С евклидовых времен, и как запросто передают они друг другу через столетия то сигаретку, то кулек с семечками, то привет, и все они есть, просто видны или не видны — это уж от нашего зрения зависит. А мы все всматриваемся и никак не можем понять, есть кто-нибудь за пыльным и мутным стеклом или нет.