Точно не помню, сколько мне лет. Кажется, уже много тысяч. Или сотен. Потому что девять из них я живу при президенте Лукашенко. И каждый год проживается, как век, — не легче, причем как двадцатый — с войнами, тюрьмами и убийствами, ставшими нормой. Александра Лукашенко белорусы выбрали своим президентом ровно девять лет назад. И было совсем не страшно.

1994-й — веселый год. Первые президентские выборы в независимой и радостной Беларуси, легко порхающей над Европой с бело-красно-белым флагом. Мы все еще так молоды — и Верховный совет, и Декларация о независимости, и Белорусский народный фронт, и конституция, и кандидаты в президенты…

Абсолютное большинство жителей Беларуси проголосовали за Лукашенко — так же легко и радостно, как делали в то время все остальное. Тем более что его вынесла на поверхность высокая постсоветская волна борьбы с коррупцией. Антикоррупционный доклад, прочитанный молодым депутатом Лукашенко с трибуны Верховного совета в конце 1993 года, был подготовлен тогдашним премьер-министром Кебичем, которому всего лишь требовалось избавиться от некоторых особо зажравшихся чиновников из собственного окружения. Был бы это не Лукашенко, а кто-нибудь другой, главное, чтобы не из старой номенклатуры, — проголосовали бы за того, другого, с такой же легкостью. Потому что мотив голосования был прост: советских аппаратчиков вроде Кебича — немедленно на свалку истории вместе с портретами вечно спящих членов политбюро. А с новым, молодым руководством мы вмиг наш и, конечно же, новый мир построим.

Кто мог предположить тогда, что пророческой станет совсем другая строчка из «Интернационала» — насчет тех, кто был никем, а станет всем? Впрочем, опьянеть с глотка свободы и потерять голову, перестать соображать, что почем, вовсе не казалось постыдным.

В 1994 году, спустя всего лишь четыре месяца после избрания, Лукашенко решил, что игр в молодую демократию более чем достаточно... Довольно, хватит!

Осенью 1994 года ведущие белорусские газеты выходят с белыми пятнами на страницах, где должен был публиковаться доклад депутата Сергея Антончика о коррупции в уже новом властном аппарате. Вдогонку президентским указом увольняются главные редакторы этих газет. Еще не страшно, еще кажется, что это временное помутнение сознания, а не тенденция. Президент же еще так молод — только-только 40 исполнилось! (Кстати, он до сих пор по привычке называет себя молодым президентом, не замечая хохота окружающих, которые видят и набрякшие веки, и морщины, и оплывающую свечным огарком фигуру, и не спасающую уже прическу «внутренний заем».) Год 1994-й со скрипом заканчивается, а в бокалах с шампанским все еще плещутся надежды.

В 1995-м Лукашенко проводит свой первый референдум. Меняет белорусские государственные символы на старые, советские. На глазах у собравшихся начальник управления делами президента Иван Титенков срывает бело-красно-белый флаг со здания администрации и рвет его на куски. Стоящие внизу впервые с ужасом начинают ощущать собственную беспомощность перед тупой силой. У них только и остается сил на фольклорные изыски, и теперь белорусский советский герб в народе называют «тухлое яйцо на сковородке», а красно-зеленый флаг — «закат над болотом».

1996 год — время второго референдума, который изменяет конституцию и расширяет президентские полномочия практически до полной безграничности. Противостояние с Верховным советом, не дойдя до кульминации, заканчивается полным проигрышем парламента. Депутаты честно собирают нужное количество подписей за импичмент, но против тяжелой артиллерии в лице московского гостя Черномырдина устоять не могут. После референдума Лукашенко понимает: теперь ему можно все — и объявляет, что прошедшие два года были как бы «понарошку» и потому не засчитываются, а отсчет президентского срока следует начинать со дня референдума. Пятилетка превращается в семилетку, как когда-то в СССР. А чтобы никто не оспорил победу, Лукашенко на всякий случай разгоняет Верховный совет и назначает в новый парламент, называемый теперь Национальным собранием, только самых преданных депутатов. В том же 1996 году проходит знаменитый марш протеста «Чарнобыльскi шлях», собравший десятки тысяч людей и жестоко разогнанный милицией. После этой демонстрации в Беларуси начинаются первые политические аресты.

1997-й — год омоновских дубинок, слезоточивого газа, самых массовых акций протеста и арестов. В 1997 году садится в тюрьму журналист ОРТ Павел Шеремет и раздается реплика Лукашенко в сторону Ельцина, возмущенного посадкой российского журналиста: «Мне 40, ему (Ельцину) — 80». В том же году арестовывают того самого трижды Героя Соцтруда Василия Старовойтова, председателя знаменитого колхоза «Рассвет», и министра сельского хозяйства Василия Леонова (в бытность Лукашенко директором совхоза «Городец» Леонов возглавлял Могилевский обком КПСС и частенько «мочил» за хреновую работу нерадивого директора). Мир наблюдает со стороны, но предпочитает не вмешиваться.

А в 1998 году вождь и вовсе идет вразнос, утрачивая связь с реальностью. Нет ничего невозможного, достаточно одного лихого жеста — эх, раззудись, рука, размахнись, плечо! — и послы Европы и Америки оказываются на улице, изгнанные из своих резиденций под предлогом ремонта канализации в поселке Дрозды. Ну не потеха ли? Но даже это пока не самый скверный год. Потому что еще все живы.

В июле 1999 года заканчиваются президентские полномочия. Поскольку мир и не думал признавать результаты референдума 1996 года, Лукашенко становится нелегитимным по истечении пяти лет со дня выборов. Заметно, что он в панике. На телеэкране мы видим лицо человека, припертого к стене и готового уже на все. Это «все» не заставляет себя ждать. При странных обстоятельствах в апреле умирает Геннадий Карпенко — несомненный лидер оппозиции, за которого проголосовали бы хоть в 1999-м, хоть в 2001 году все, включая лукашенковских чиновников, уставших от постоянных истерик, слез и угроз своего хозяина. Исчезают, навсегда растворяются в воздухе Юрий Захаренко, Виктор Гончар и Анатолий Красовский, и никто не успевает даже слово прощальное сказать им вслед. Кажется, мы все на айсберге, который несет куда-то в ледяной океан. С берегов удивленно смотрят те, кто успел вовремя смыться. А мы сбиваемся в толпу ближе к центру айсберга, чтобы нас не смыло огромной темной волной и не унесло в ледяную воронку — туда, где Захаренко, Гончар и Красовский.

В 2000 году к ним присоединится Дмитрий Завадский. Наверное, он стоял ближе всех к той смертельной волне на берегу нашего брошенного всеми айсберга. Его исчезновение уже почти не шокирует, лишь шепот вокруг: кто, интересно, следующий?

А в 2001 году Лукашенко вновь избирается президентом — при том, что перед выборами вдруг рванули на Запад все милицейские-прокурорские, расследующие дела об исчезновениях, да и заорали оттуда хором: это он заказал всех пропавших, а его верный госсекретарь Шейман исполнил в лучшем виде! Лукашенко, впрочем, даже не пытается опровергнуть обвинение в организации убийств. А зачем? Убивал или нет — все равно положенные 80 процентов голосов ему «нарисуют», административный ресурс находится в полной боевой готовности.

В 2002 году, кроме банкиров и бизнесменов, он начинает арестовывать еще и директоров заводов, чтобы было кого обвинить в экономическом крахе некогда благополучной юной республики. А в 2003-м…

Впрочем, этот год еще не закончился. Потери будем подсчитывать в декабре. Но жить — когда же? На это совсем не остается времени. Нас ждет в этом году новый референдум — о третьем президентском сроке, — и, значит, новые аресты и новые смерти. Да и потом, после Лукашенко, отдохнуть вряд ли удастся — если, конечно, нас, легких, как стрекозиные крылья, не смоет очередная волна. Тем же, кто уцелеет (мне бы очень хотелось оказаться в этом списке), придется отмывать от крови и грязи страну, в которой так хорошо было бы просто жить, да не пришлось…

Ирина Халип
«Новая газета»